Десять лет назад, когда я пришел на работу в газету "Московские новости", мой товарищ Андрей Колесников еще не написал книгу о В.В. Путине, а мотался по тогдашним "горячим точкам". Показывая издалека нашего начальника Александра Михайловича Мостовщикова, он многозначительно заметил: "Ну, ты слышал про Моста..."        А слышать было что. Батюшка-Мост был первым в моей жизни, кто три раза сидел в тюрьме, гуманно правил наши заметки, выпивал "винтом" бутылку коньяка из горлышка, знал толк в закуске, газетных жанрах, воспитании подрастающего поколения, а в общем -- был веселым, умным и фантастически добрым человеком.        Моста-уголовника испортил филфак, на который он поступил и успешно закончил после третьей "ходки", а также почти десятилетнее секретарство в парторганизации. Он не стыдился своего прошлого, но как-то очень спокойно реагировал на вещи, способные, как мне казалось, тронуть струны в душе у "топтавшего зону". И изъяснялся с нами он либо языком Пушкина, либо беззлобным, образно-журналистским матерком. Лишь однажды, увидев у меня в тексте слово "цирье", он аккуратно вычеркнул его, заменил на "надзиратели", а потом в течение трех минут произносил монолог, из которого я не понял ни слова. Насладившись произведенным эффектом, он многозначительно произнес: "Вот, раз по фене не ботаешь, нечего эту феню читателям навязывать".        Больше я не употреблял слово "цирье".        Говорят, общее число сидевших в СИЗО, ИТУ, КПЗ, побывавших в лагерях и на пересылках, что-то там около десяти или даже пятнадцати миллионов человек.        По-моему, наша страна собралась в тюрьму и поголовно к этому готовится.        Наверняка и у вас есть знакомые водители, которые очень любят музыку. Ну, а если нет, то наверняка вы их встречали на дороге. На магнитоле о четырех (шести, восьми) колонках, с усилителем (эквалайзером, сабвуфером) на всю округу звучат заунывные напевы о тоске по воле, разудалые вирши о задорных девчонках и коварных ментах. У одного из таких водителей я как-то поинтересовался: ты что, сидел? "Нет, -- ответил он. -- Понимаешь, все это слушают, пацаны мои знакомые, те вот сидели.        Это только на выставках МВД вам покажут зековские поделки из хлебного мякиша в виде зайчиков и кошечек. Зона производит то, что ей ближе, -- финки, заточки, кастеты. Она и на воле никого не отпустит -- вот вам сказания о сегодняшнем политическом устройстве общества языком уголовника в виде его же песен. Что-то не встречал я ни в одном магазине CD в Гамбурге, Париже или Нью-Йорке сборников "бургундская блатная" или "бостонская пацанская".        Прошло вроде бы время, когда наша страна делилась на тех, кто сидел, и тех, кто их охранял. Ан нет, ностальгия по лагерю живет в сердцах: телогреечка, комарики, крепкий чаек. Я продолжу список: туберкулезик, вошки, могилка.        Может, все это не так уж и ужасно? Ну, что поделаешь, нет у нас музыки "кантри" и ковбойских сапог, не давим мы ногами виноград в вино, а есть Владимирский централ, Таганка, наколки с куполами и шапки-ушанки. И народ в массе своей покупает не Гоголя или там Паустовского (кто ж их в школе-то не читал?), а "Смерть лысого" и "Ярость толстого". А в рейтинге радиостанций первые позиции занимают те, кто вещает на всю страну откровенную псевдоуголовную попсу и песни о страданиях официанток и буфетчиц. Может, так и надо? Может, это и есть "наше особенное", то, с чего действительно "начинается Родина"?        Мост умер почти четыре года назад. Мне его очень не хватает. АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВ, ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР