«Автопилот — 30». Батюшки-светы
Иван Охлобыстин знакомится с женщинами в транспорте
Представляем вам самый необычный тест-драйв в истории журнала «Автопилот», а может, и всей российской автомобильной журналистики. В нем называется только марка автомобиля, «Рено», без указания модели. Фотографии дела не проясняют, поскольку ни на одной машина целиком не показана. Однако, зная место и год событий — Москва, 1997-й — мы можем смело предположить, что речь идет о Renault 19, седане турецкой сборки.
Фото: Автопилот
Мы так уверенно говорим не потому, что старожилы помнят эту машину в редакционном парке. Тогда, в середине 1990-х, было аксиомой: если Renault, то непременно 19. Как река — Волга, а звезда — Солнце.
Это сегодня такую машину, если повезет найти где-то в провинции сильно укатанный экземпляр, отдают по цене комплекта резины на китайский кроссовер, а тогда любой мужчина на Renault 19 выглядел принцем с изысканным вкусом и безупречной финансовой грамотностью.
Суть материала проста: Иван Охлобыстин ездит по улицам Москвы на редакционном Renault 19 и знакомится с голосующими на обочине женщинами. Современный читатель может театрально вскинуть руки: «Не верю! Не верю, чтобы оплот традиционных ценностей, а в прошлом — еще и священник, мог заниматься подобным, даже по заданию редакции. Да и что за женщины голосуют на обочине? Падшие?».
Начнем с последнего вопроса. Женщины в 1990-х годах на обочине голосовали разные, как, впрочем, и мужчины. Подача машин по телефону только набирала обороты, да и самый простой мобильный, разумеется, кнопочный, оценивался в приличную московскую зарплату. Все сотрудники «Автопилота», кроме главного редактора, в 1997 году ходили с пейджерами, текстовыми приемниками с односторонней связью. Черные коробочки Motorola Advisor вешали на пояс — удобства ради и престижа для.
Что же касается самого автора материала, Ивана Охлобыстина, то в публикации он представлен как «авантюрист, драматург и бузотер». Даже актером и сценаристом не назвали. Фильм «ДМБ», один из последних в стране, полностью растасканных на цитаты, выйдет на экраны только через три года, в 2000-м. В нем Иван Охлобыстин выступил в роли особиста и сценариста, плотно переплетя собственный армейский опыт с безудержной фантазией. В тексте, который представлен ниже, тоже невозможно отделить правду от вымысла. Поэтому приводится без сокращений и делает все упреки в возможном нарушении закона беспочвенными. Считайте текст фрагментом неизвестного сценария.
И напоследок. В рассказе фигурируют суммы без указания валюты. 10 тысяч за поездку туда, 80 тысяч за поездку сюда. Подразумеваются, конечно, рубли. Тем немногим, для кого западные ценности еще имеют какое-то значение, сообщим: в апреле 1997 года за один доллар США давали примерно 5750 российских рублей.
Очень хочется любви. «Автопилот», №4 1997
Опыт исследования современных нравов и типажей на автомобиле «Рено»
Фото: Автопилот
Фото: Автопилот
«Весна, весна, пора любви. Кого поймал — того люби». Актуальность этого высказывания мы решили проверить на деле. И на деле установить, кого же можно поймать и кого же достойно любить. Просто мы решили провести вот какой эксперимент: посадить репортера на редакционный «Рено», выдать ему некую сумму денег на представительские и отправить знакомиться с гражданами женского пола. Репортер имел право ездить везде и знакомиться со всеми, исключая квадрат гостиница «Москва» — «Метрополь» — Новый Арбат — «Интурист» по той причине, что именно там трудятся представительницы секс-бизнеса. Платная любовь в наши планы не входила, мы хотели чистого и основательного исследования. И поручили провести эксперимент записному столичному авантюристу, драматургу и бузотеру Ивану Охлобыстину. И вот что получилось.
Как существо далекое от иллюзий я, сев за руль пурпурного «Рено», перво — наперво отвез на дачу, купленную накануне тестем, жестяную буржуйку. Потом покатал мою кареокую лань, жену Оксану, по магазинам. Потом зарулил в багетную мастерскую и забрал ранее заказанную раму для собственного портрета кисти художника Герасименко. К четырем дня я наездился по самые кукарачи, но все-таки был готов что-нибудь сделать и вообще для людей.
Поначалу я обзавелся сопутствующими товарами: в ларьке у «Макдональдса» приобрел флакон «Хеннесси», бутылочку пенистого «Грольша» и три компакт — диска: «Харе Кришна» — для чувственных, «Лучиано Паваротти» — для малограмотных и «Эй Си Ди Си» — для воспитанных. Обычно это срабатывало безотказно. Так было всегда, и вряд ли что-нибудь изменилось за последние два года моей оседлой семейной жизни.
Закатное ярило в последний раз лизнуло пурпуром крыши домов на Садово-Кудринской, как мой правый зрительный орган отметил характерное движение рукой миловидной блондинки в фиолетовом пальто у обочины.
Я подкатил авто к голосующей и бытово спросил: куда и сколько? Это должно было ее успокоить.
— Шаболовка. Тридцать, — заявила девушка.
Я почесал репу, характерно крякнул и согласился. Девушка тускло глазела в окно, пахла пивом и польской «Шанелью». На третьей минуте мне молчать опостылело и я коротко предложил ей выпить. Это могло сработать, но не сработало: девушка сошла с лица и молчала до пункта назначения.
И только расплатившись со мной, она, сильно гэкая, все-таки поинтересовалась: а что собственно я, водила кургузый, предлагал выпить?
— «Шато Лафит-Ротшильд» 1964 года. В своем новом ресторане на Таганке, — раздраженно ответил я и поехал искать другую жертву.
В этом настроении я принял следующий вызов на Люсиновской улице. Незнакомка куталась в короткую лисью шубку, под шубкой сучились худенькие ноги в колготах — видно, здорово промерзли на холодном мартовском ветру.
— Ну-с?! — наученный горьким опытом неинтеллигентного общения, поинтересовался я.
— Пятнадцатая Парковая. Пятнадцать, — деловито заявила обладательница шубки и ножек.
Несмотря на изумившую меня сумму я кивнул и мягко тронул машину с места, предварительно запустив диск с Лучиано Паваротти. Вмонтированная в багажник базука хрипнула басами. Девушка безмолвствовала. Тогда я уточнил: «Вы не будете против, если я поставлю что-нибудь для души?»
— Конечно, конечно! — опасливо пискнула девушка.
Я поменял Лучиано на «Эй Си Ди Си». От этого у меня сразу поднялось настроение, и я обратился к спутнице с привычным предложением: «Вы, наверное, замерзли, выпить не желаете?»
— Еще как! — восторженно откликнулась она.
Я быстро вытянул из бардачка припасенный коньяк и протянул ей. Девушка лихо скрутила с бутылки пробку, отпила два крупных глотка и вернула бутылку мне. Поскольку пробка все равно закатилась за сиденье, я счел возможным уговорить остальной напиток. Захотелось общения.
— Э!.. У.. Простите за нескромный вопрос, — начал я. — А как вас зовут? Не то что бы обязательно отвечать, но все-таки неудобно...
— Лена, — решительно ответила девушка. — А вас?
— Ваня, — отчего —то смутился я.
— А вы кто? — продолжила она расспросы.
— Я кинематографист, — парировал я. — А вы?
— Я милиционер, — буднично проинформировала она. — Остановите пожалуйста!
Я притормозил у Измайловского парка. Девушка сунула мне в руку десять тысяч и открыла дверь.
— Скажите, — спросил я ее напоследок. — Неужели я вам совсем уж так не подошел, что вы даже раньше выходите?
— Не подошли, — призналась она. — Мне нужен блондин среднего телосложения с карими глазами и отвратительной привычкой в ходе общения жмуриться.
— Жаль, что я не такой! — посетовал я.
— Да что вы! Это, наоборот, чрезвычайно для вас положительно! Лет на двадцать пять. Спасибо за магарыч,
— Лена улыбнулась, легко покинула машину и тут же пересела в возникшую рядом серую «Волгу», откуда уже таращились трое строгих господ в камуфляже.
К семи вечера меня стало тревожить отсутствие приличной цели. Дальнейшее промедление могло привести к скорейшему смешению штатских дам с проститутками, уже начавшими заполнять проездные пустоты на Тверской. Наконец на Софийской набережной у гостиницы «Балчуг» я обнаружил сиротливую женскую фигурку в длинной кожаной куртке и с картонной коробкой в руках. При приближении выяснилось, что фигурка подходит по всем параметрам. Я притормозил около нее и впустил в салон. Не успел я и рта открыть, как девушка назвалась Антониной Владимировной, в двух словах обрисовала ситуацию в стране с экологией, посердилась на плохое качество мясного рациона «Педигри» и в итоге предложила предпринять поход на собрание любителей почитать на досуге Библию. Меня аж в холодный пот бросило.
— Куда вам, матушка? — только и сумел я ее спросить.
— На Октябрьское поле, — сориентировала она и в следующем словесном потоке обличила генерала Лебедя в скудоумии, а Бориса Моисеева — в мужеложстве. Дабы как-то нормализовать общение, я решился на категоричное поведение и предложил Антонине Владимировне поехать ко мне. На что, собственно, Антонина Владимировна с восторгом согласилась, однако попросила все-таки завести ее на Октябрьское поле, чтобы она смогла передать набор хрустальных рюмок своей подруге Галинке, которая завтра отмечает год совместной жизни с гнилозубым Пашкой Коминковым и нуждается в дополнительных столовых приборах.
При этом шустрая гражданка то и дело закатывалась пронзительным хохотом. Когда Антонина Владимировна вышла на минутку у «Сокола», чтобы позвонить возлюбленной Пашки Коминкова, я чуть руль не оторвал — так торопился расстаться со словоохотливой гражданкой.
Не желая далее искушаться, я направил бег автомобиля в сторону дома. Именно тут-то судьба и настигла прозаика: у поворота на улицу Свободы я заметил голосующую парочку. А, пропади все пропадом, решил я, если по пути — приму!
— «Коломенская», дед! — донесся девичий окрик.
— Не ближний свет, но, мамаша, если сумеешь заинтересовать... — не поскупился я.
В окно заглянули два миловидных подростка. Некоторое время я полагал, что это две девочки, но вскоре мне удалось в одном из них распознать мальчика. Именно он домовито и распорядительно гарантировал мне восемьдесят тысяч и назвал нужный адрес. Поскольку в мои редакционные обязанности не входило знакомство с влюбленными подростками, я молчал и слушал, о чем говорит между собой новое, подозрительное, нуклеидовое поколение.
Едва машина тронулась с места, девочка положила мальчику голову на плечо, а тот начал ей излагать свои проекты заработков. Вскоре мне стало понятно, что девочка беременна, а мальчик рискует стать отцом. Это меня изумило, так как девочке, на глаз, исполнилось максимум четырнадцать лет. В ходе дальнейшей беседы я выявил крайне оптимистический взгляд детей на собственную ситуацию и, что самое главное, довольно реалистический подход к будущему, что мне в таком возрасте было не свойственно. Мальчик же намеревался устроиться переводчиком в посредническую фирму на оклад в полторы тысячи долларов, и единственное, что его смущало, так это месторасположение фирмы в сорока минутах езды от дома. Из его слов выходило, что подобной работы, по нынешним временам, хоть пруд пруди. Я уже собрался вступить в беседу и разочаровать будущего папашу, но тут девочка опередила меня и посоветовала любимому не оставлять прежнее место работы, где он хоть и получает на сто долларов меньше, но зато есть вероятность получения кредита на покупку жилплощади. Это окончательно лишило меня дара речи, и до Затонной улицы я судорожно размышлял о неисповедимости судеб человеческих и абсолютной правоте моей мамы, когда она драла меня за уши и требовала, чтобы я учил французский язык.
Возвращаясь обратно, я принципиально слушал трубного Лучиано и даже пытался ему подпевать, в припевах конечно.
У Белорусского вокзала я был задержан бдительным нарядом ГАИ. Выйдя из «Рено», я почал бутылочку «Грольша» и сладострастно, на ходу употребил ее. Краснощекого капитана, возглавляющего наряд, едва родимчик не скрутил от такого представления.
— Да ты чо?! — озаботился он и недвусмысленно потянулся к кобуре.
— Норма, командир! — успокоил я его. — Я сам предаюсь в руки закона за вождение автомобиля без доверенности.
Капитан осмысленно пошлепал обветренными губами и препроводил меня в отделение, где мы просидели, держась за руки, до рассвета, стеная друг другу душевные скорби. Он жаловался на своих неблагодарных подчиненных, которые дразнили его за глаза «Висельником» и солили чай, а я каялся в своей патологической хитрости, заставляющей меня вместо мистических романов колотить на компьютере бытовые зарисовки и провоцировать геморрой.
С первыми тугими лучами утреннего солнца в отделении появился мой заспанный коллега из «Автопилота» и вызволил меня на свободу.
Я оставил «Рено» на стоянке у редакции, вошел в метрополитен и по дороге на родную «Сходненскую» за двадцать пять минут любопытства ради познакомился с семью хорошенькими девицами, поутру направляющимися в институт и на работу, но поскольку я уже закончил свою поисковую деятельность, все улыбки и всплески весеннего девичьего кокетства достались мне лично, чем я не смог воспользоваться по семейным обстоятельствам.